Пушкин и немножко готично / «Онегин» (1999)


«Онегин» (1999) Марты Файнс вышел к 200-летию Александра Пушкина, но кажется, мало был оценен и у нас, и на Западе. Справедливая оценка или досадное непонимание? СинеМода перечитывает роман в стихах, пересматривает через 20 лет фильм и находит для себя много нового.
Рейф Файнс, исполнитель главной роли, в своей статье «Снимая Пушкина» признается, что роман преследовал его с тех пор, когда в 1984 года он познакомился с ним в театральной школе. Он услышал, как актриса читает Письмо Татьяны и немедленно позаимствовал перевод Чарльза Джонстона из библиотеки школы.
«Читая „Евгения Онегина“ в первый раз, я был поражен взаимодополняющими арками его героя и героини, и я поймал себя на том, что представляю себе роман как пьесу или фильм. Конечно, я хотел играть Онегина. Его трагедия ― это трагедия циника».
Рейф Файнс «Снимая Пушкина»

Снимаясь в 1992 году в фильме «The Cormorant», актер зарисовывал сцены из «Онегина», а потом написал свободную трактовку и показал ее сестре Марте. Постепенно между ними возникла идея фильма, но снять его удалось только в 1999 году (впрочем, и Пушкин писал свой роман в стихах больше 7 лет).
Художники по костюмам ― Хлоя Оболенская и Джон Брайт. Брайт ― основатель Cosprop, компании по пошиву костюмов, и коллекционер исторических платьев. Известен своей скрупулезным и педантичным подходом к историчности костюмов в кино, до «Онегина» он одевал с Дженни Биван серию фильмов Мерчанта-Айвори, не раз номинировался и выигрывал Оскар и Bafta. Хлоя Оболенская ― именитый театральный художник по костюмам, много работала с Питером Бруком, уже в этом веке она несколько раз одевала постановки оперы «Евгений Онегин».
Хотя основное действие романа происходит в промежуток с 1820 по 1825 гг., как установили литературоведы, костюмы в фильме стилизованы под 1830-е годы. Возможно, за основу взята дата первой публикации романа ― 1832 год. Так же, кстати, поступают и все экранизаторы «Джейн Эйр».


Несмотря на постмодернистскую свободу, с которой авторы обошлись с музыкальным рядом, в костюмах они были более консервативны. По словам Рейфа Файнса, «мы решили быть верными периоду, а не обновлять его».
«Я всегда был очарован историей, потому что я думаю, что можно понять свое время, оглядываясь назад на прошлое, не только на исторические события, но и на обычаи, манеры, отношения, ― говорит актер. ― В случае Онегина, поскольку он денди, я вместе с двумя художниками по костюмам особенно интересовался самыми мелкими деталями туалета, которые описывает Пушкин. И мы также использовали эти мелочи в отражении персонажа; Я носил мужской корсет, который держит тебя определенным образом, и весь стиль костюмов этого периода диктует что-то в твоей осанке и личности. В самопрезентации денди есть что-то павлинье. И дело не только в том, как ты одет, но и в том, как ты это делаешь: нужно быть предельно педантичным и тратить много времени на одевание, я нашел это весьма полезным. Для меня процесс одевания перед съемками всегда был процессом перевоплощения».
Рейф Файнс «Снимая Пушкина»

«Боясь ревнивых осуждений, В своей одежде был педант И то, что мы назвали франт. Он три часа по крайней мере Пред зеркалами проводил».
Его костюмы ненавязчиво показывают историю героя. От модника в двух жилетах в Петербурге, который в лорнет фамильярно разглядывает дам, будто приценивается. Расстегнутый и расслабленный с Ленским (Тоби Стивенс); демонически-черный в объяснении с Татьяной; в коричневом прямом пальто, словно с картины Репина, на дуэли. Укутанный в серую шаль, на катке после того, как «заболел» замужней Татьяной. И снова весь в черном, при объяснении с Ольгой и мимо гроба в финале. И вечное кольцо с сердоликом, которое роднит его с Пушкиным, как и другие мелочи: поцелуй ножки, характерные рисунки.







«Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза, лед и пламень Не столь различны меж собой.» Более строгий и универсальный фрак Онегина и охотничий пиджак Ленского. Придя к Лариным он переоденется в стандартный фрак.






Вот именно эти книжно-исторические мелочи, которые не замечаешь при поверхностном просмотре, и составляют прелесть этого странного, скорее готического, чем «пушкинского» фильма. Как и его особая чувственность, которую давно выхолощена из «энциклопедии русской жизни» школьным чтением. Как Татьяна подсматривает за Ленским и Онегиным на понтоне, как Евгений дает ей «Новую Элоизу», уточняя, что это роман в письмах двух влюбленных (и вот уже Татьяна как в дурмане строчит «Я к вам пишу»). Как бежит мальчишка под отрывок из некрасовских Коробейников «Знала только ночка темная, как поладили они» (неожиданная обработка исполнения Сары Горби), а Татьяна вытирает руки в чернилах о платье, символически теряя невинность с этим письмом.

Задвоенность писем и объяснений Евгения и Татьяны иронично параллелится игрой в шахматы Ольги со своими возлюбленными: Ленским и уланом. Авторы даже брусничную воду не забыли. Да, есть и бросающиеся в глаза отступления от сюжета (в сцене дуэли), которые Рейф Файнс, кстати, тяжело переживал. Ему не хотелось «предавать» Онегина, но сестра-режиссер и сценаристы настаивали на обелении главного героя. Еще одна вольность ― Файнс играет явную заинтересованность Онегина в деревенской простушке Татьяне, даже уважение к ее уму и искренности, и, кажется, поэтому не пользуется ее влюбленностью.



«А кстати: Ларина проста, Но очень милая старушка; Боюсь: брусничная вода. Мне не наделала б вреда».
Костюмы Татьяны тонко дополняют каждую сцену. Вот она в тулупе и платке («русскою душою») заинтриговала Онегина. Затем при первом официальном знакомстве она появляется в аскетичном синем платье максимально отстраненная и закрытая, на контрасте с милой Ольгой (обратите внимание, как ольгино пестрое коричневое платье платье перекликается с коричневым жилетом Ленского). Визит к Онегину за книгой ― Татьяна в деревенски-пасторальном платье, кажется, простушкой, но, говоря о Ричардсоне, показывает недурной вкус. На именины она наряжается в нежное кремовое платье в полоску с золотистой вышивкой, на груди у нее вышито огромное сердце, которое будет пусть и жалостью, но будет растоптано Евгением. Ее синие, серые наряды, наглухо-закрытые, подчеркивают ее контраст с Ольгой (Лина Хиди). В Москве у Татьяны новый модный наряд с огромными рукавами-жиго из дорогой атласной ткани, ведь маменьке надо ее сбыть с рук.






«Так проповедовал Евгений. Сквозь слез не видя ничего, Едва дыша, без возражений, Татьяна слушала его».




«Пристроить девушку, ей-ей, Пора; а что мне делать с ней? «
Замужняя Татьяна предстает перед нами и Онегиным в огненно-красном атласном платье, реплике платья 1836 года. Малинового берета нет, зато есть высокая замысловатая прическа и яркий макияж. Красное платье Татьяны выделено и фоном: все танцующие дамы в белом или светло-сером, а мужчины в черном. Еще один яркий наряд ― оранжевый, с кружевной шалью, которая кокетливо спадает с ее плеча. И Татьяна деланно-равнодушно говорит Онегину, что он может оставить шаль себе. Неудивительно, что у Евгения заполыхало и он написал ответное признание. Увы, Татьяна ответить на его чувства не могла: в черном пальто и шапочке она строга и холодна, как сам Евгений на их первом свидании. И на втором объяснении она вновь в белом: ангел в стерильном раю (пустой, белоснежный интерьер), а Онегин, демон-искуситель, опять в черном.

«Ужели, — думает Евгений: — Ужель она? Но точно… Нет… Как! из глуши степных селений…» И неотвязчивый лорнет Он обращает поминутно На ту, чей вид напомнил смутно Ему забытые черты».


«Как изменилася Татьяна! Как твердо в роль свою вошла!»

Влюбленной, бедной и простой, Но равнодушною княгиней, Но неприступною богиней Роскошной, царственной Невы».





В заключение снова хотим дать слово Рейфу Файнсу.
«Мертвый писатель все еще может быть современным писателем — он может трогать нас сейчас, в любой момент. Изменения времени, места, обычаев, манер и языка могут изменить наш взгляд на великого писателя, но они не могут погасить силу его слов на странице. Наш фильм, каким бы странным он ни был, является ответом этой власти».
Рейф Файнс «Снимая Пушкина»

Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.